Когда Советский Союз вторгся в Афганистан 24 декабря 1979 года, я возглавлял управление внешней контрразведки КГБ. Роковое решение послать солдат в этот суровый край не было предопределено заранее. Прежде чем советские лидеры отдали приказ, мы долго спорили, рассматривали варианты, заламывали себе от отчаяния руки. Я хочу рассказать о том, как был сделан этот злосчастный шаг. В то время я рассматривал Афганистан как страну, входящую в советскую зону влияния, и считал, что мы должны сделать все возможное, чтобы не дать американцам и ЦРУ установить в ней антисоветский режим. Как же я был неправ! Первый и единственный раз я побывал в Афганистане в августе 1978 года. Четырьмя месяцами раньше в ходе прокоммунистического переворота под руководством Нур Мухаммеда Тараки (Noor Mohammad Taraki), было свергнуто правительство Мухаммеда Дауда (Mohammad Daoud), а он сам и его семья были убиты. Москву эта новость не слишком обрадовала, так как Дауд был для нас надежным союзником, при котором на южной границе было относительно спокойно. Вскоре в московскую штаб-квартиру КГБ начали просачиваться сведения о том, что в Афганистане нарастает исламское сопротивление новому режиму Тараки. Для проверки этой информации в Кабул направили меня и моего коллегу по КГБ Владимира Крючкова. Наши цели включали в себя также подписание соглашения о сотрудничестве между советскими и афганскими разведывательными службами. То, что мы увидели на месте, не особенно вдохновляло. Кабул показался мне большой деревней, причем такой нищеты я не видел даже во время своего последнего визита в Индию. Мы хотели посетить расположенный на юго-востоке страны город Джелалабад, однако афганские представители сказали, что это небезопасно - плохой знак, свидетельствовавший о том, что дела обстояли совсем не так радужно, как нам расписывали гостеприимные хозяева. Мы с Крючковым встречались с афганскими лидерами, которые пришли к власти по трупам противников, и которые позднее сами погибли от меча. Тараки – один из основателей созданной в 1965 году афганской коммунистической партии, лично приказавший убить Дауда, был к тому моменту слабым и сутулым стариком. Меня поразили его склонность беспокоиться по мелочам и пристрастие к общим словам. Я понял, что для того, чтобы долго возглавлять страну, ему не хватит ни физических возможностей, ни политической поддержки. Человек, который впоследствии сверг Тараки, - Хафизулла Амин (Hafizullah Amin) – физически производил большее впечатление. Это был красивый брюнет со сверкающими глазами. Из всего афганского руководства, с которым я встречался, он был самым умным и образованным. Обнаружив, что мы оба учились в Нью-Йорке в Колумбийском университете, мы с ним сразу же подружились. Мы разговаривали по-английски и вспоминали любимые места молодости и достопримечательности «Большого яблока». При расставании он меня крепко обнял и пригласил посетить его в качестве личного гостя (Воспользоваться этим приглашением я не смог - на следующий год спецназ КГБ застрелил Амина в его президентском дворце, когда советские войска брали город). Во время своего визита я неоднократно общался с руководством афганской полиции и госбезопасности, обучая их противостоять растущему влиянию ЦРУ в Кабуле и в стране. У афганцев практически не было опыта противодействия американцам, и я объяснял им, среди прочего, как выслеживать и прослушивать агентов американской разведки. Позднее мы снабдили их фотокамерами и электронным оборудованием для прослушивания. «Здесь много американских агентов, но у вас есть хорошие возможности для работы против них, - говорил я офицерам афганских служб безопасности. – Мы со своей стороны сделаем все возможное, чтобы вам в этом помочь». К нам в это время они относились как к старшим братьям, так что я покидал страну с чувством того, что, несмотря на рост протестных настроений, ситуация находится более или менее под контролем. После командировки я вернулся в Москву, где, по приказу главы КГБ Юрия Андропова, мне пришлось разрабатывать общую стратегию и план активных мероприятий по Афганистану. В числе прочего я предлагал следующие идеи: ·    Афганцам следует собрать доказательства того, что повстанцы-исламисты проходят подготовку в Пакистане, и затем открыто обвинить Пакистан в агрессии против афганского народа. ·    Афганское руководство должно направить письмо лидеру Ирана аятолле Хомейни, в котором им следует выразить поддержку иранской революции и надежду на тесное сотрудничество между правительствами двух стран. ·    Повстанцев из района Герата следует объявить наемниками американского империализма и мирового сионизма, а также последышами свергнутой иранской монархии. ·    Американских граждан, подозреваемых в сотрудничестве с ЦРУ, следует выдворять из Афганистана. ·    Проправительственно настроенное духовенство должно обратиться к народу. Среди молодежи, рабочих и крестьян необходимо провести митинги в поддержку революции. ·    В стране необходимо организовывать народные дружины и комитеты «В защиту революции». ·    Следует проводить рейды по тылам повстанцев для уничтожения их радиопередатчиков, баз и складов с боеприпасами. ·    Необходимо создать в стране как можно больше лояльных Тараки радиостанций, кроме того следует усилить вещание на Афганистан с территории Советского Союза. ·    Также следует направить в Афганистан советских советников, увеличить число разведывательных полетов над территорией страны, усилить и привести в боевую готовность советский контингент на афганской границе. Однако скоро стало ясно, что Афганистан нам не покоряется. Осенью 1979 года, после того, как Амин убил Тараки, обстановка в стране начала явно накаляться. Сотрудники КГБ, работавшие в Афганистане, утверждали, что, если Москва не вмешается более агрессивно, Амин будет обязательно свергнут, и к власти придет исламское правительство. Я участвовал в совещании сотрудников КГБ и военной разведки, на котором глава ГРУ [управление военной разведки] генерал Ивашутин энергично выступал за вторжение. «У нас нет другого выбора: мы должны ввести войска для поддержки афганского правительства и уничтожить мятежников», - говорил он. Тем не менее, Андропов по-прежнему был против ввода войск. Только под нажимом министра обороны Дмитрия Устинова он неохотно пришел к выводу о необходимости ввести в страну советские войска. С этого момента КГБ начал играть ключевую роль в событиях в Афганистане. В сущности, все разведданные, собиравшиеся ГРУ, КГБ и МИДом, доводились до Политбюро именно по каналам КГБ. Это была серьезная ошибка. Мои коллеги по КГБ начали фильтровать информацию, преувеличивать наши успехи и сообщать Политбюро и Леониду Брежневу, бывшему тогда Генеральным секретарем коммунистической партии, только то, что те хотели слышать. Таким образом, они только затягивали войну и связанные с ней бедствия. К сожалению, наше решение вторгнуться в Афганистан было не из тех, которые можно было отменить.